Театр-студия «НеБДТ» под руководством Льва Эренбурга представил спектакль «Три сестры» (трагикомедия по мотивам одноименной пьесы А. П. Чехова).
[row]
[column lg=»8″ ]
Уход интеллигенции из жизни Чехов показывал через своих героев, наделяя ее общими жизненными потрясениями. Драматург создал похожих героев: потерявшие жизненные ориентиры Нина Заречная и Треплев, брошенные всеми дядя Ваня и Соня и, наконец, три несчастные и совершенно одинокие Ольга, Маша и Ирина.
Лев Эренбург в своем спектакле «отвешивает» каждой из сестер по грамму (если не килограмму) несчастья. Ольгу (актриса Татьяна Рябоконь) он наделяет безответными чувствами к Вершинину (актер Константин Шелестун), накал которых особенно остро проявляется в финальной сцене спектакля. Маша (актриса Ольга Альбанова) и тот же Вершинин любят друг друга, однако режиссер постоянно заостряет внимание этих двух героев на множестве «но», означающих невозможность быть вместе: будь то муж первой или жена и дочери второго. Маша в порыве отчаяния нежно прижимается к своему супругу, Вершинин с невероятной болью рассказывает о своих бедных детях, мать которых он давно не любит. Ирину (актриса Мария Семенова) Эренбург «награждает» хромотой, лишая, таким образом, опоры. Хромота в спектакле представляет метафору беспомощности. Режиссер делает младшую из сестер самой беззащитной ключевой фигурой. «Надо работать!» – восклицает Ирина, а в это время ее белоснежные руки, не знававшие никогда работы, омывают двое гостей дома Прозоровых. В этом спектакле вообще очень много воды: герои постоянно умывают лицо и руки. Желание ли это очиститься от грязи телесной или все же от духовной нечистоты, чтобы, наконец, услышать и понять друг друга?
[/column]
[column lg=»4″ ]
«Три сестры» А. П. Чехова –
одно из произведений, составляющих цикл автора о гибели интеллигенции. «Доктор человеческих душ» своими пьесами («Чайка», «Дядя Ваня» и «Три сестры») показал крушение дворянских семей, он обличил их беспомощность и неприспособленность к грядущему будущему.
[/column]
[/row]
Режиссерская работа Льва Эренбурга продолжает замысел А. П. Чехова: действующие лица – это взрослые дети одинокие и несчастные в своем горе. Поэтому-то и Андрей Прозоров (актер Даниил Шигапов) в спектакле своим большим несуразным животом и походкой напоминает ребенка, который инстинктивно тянется к груди кормящей их дочь Наталье, пьет материнское молоко. Андрей слаб – ему необходима помощь близкого человека. При каждом удобном моменте он срывающимся голосом рассказывает сестрам свои беды, но они его не слышат.
Сестры Прозорова – это тоже большие дети. Они плачут, кричат, хотят быть услышанными, но их попытки тщетны: у каждой свое несчастье, и помочь друг другу они не смогут. Свое спасение сами сестры видят в отъезде в Москву, но их робкое: «В Москву! В Москву!» остается лишь звуком. Героини рады бы выговориться за чашкой чая, а в стаканы им наливают и наливают водку. Подверженные духовному кризису опустошенные герои не видят выхода: столько всего случилось и как разобраться со всем этим?
Отъезд Вершинина особенно остро переживает Ольга, в приступе истерики она падет на пол, кричит. Выходит, что воздушность и легкость чеховских героинь режиссер разоблачает, мол, не такие уж они и феи. Маша тоже теряет любимого мужчину, но слов она не находит, лишь прерывисто заглатывает ртом воздух. А ее муж заботливо кутает шею супруги теплым белым платком. Не флагом ли сдавшегося он машет? Убийство барона Тузенбаха (актер Кирилл Семин) подрывает Ирину, хотя она его и не любила. Казалось бы все – конец, «выхода нет», как поется в известной песне. Если бы не одно «но». Ирина достает из чемодана мешок с зернами кофе, который рвется. Зерна рассыпаются, младшая сестра в порыве (гнева ли на жизнь, страха ли за будущее) давит их ногами, слышится хруст. Хруст раздавленной жизни сестер. Но в этот момент Маша начинает произносить начало монолога: «Будем жить…» Очередь Ирины, она берет горсть зерен в руки, засыпает их в кофемолку и монотонно начинает крутить ее рукоятку. Это своего рода медитация: все перекрутится, все перемелется, все, может быть, будет хорошо… Ольга произносит свою часть монолога так, будто шлет телеграмму с запятыми и точками. Хочется думать, что она отправляет послание в будущее. Если это так, то будущего не может не быть. А значит, Лев Эренбург дарит зрителю хоть неясную, но такую нужную всем большим детям надежду.Алиса Пащенко