…Решетки слива хищно скалятся у подножия каждой лестницы в подземном переходе. Для большинства людей они почти незаметны, но любая девушка на шпильках за десять метров чует в них ловушку. Прутья клетки самого дьявола. Вот по чему вы ходите, даже не задумываясь. Да и я в этот раз отнеслась к опасному препятствию с непростительным легкомыслием…

________________________________

Капкан

Решетки слива хищно скалятся у подножия каждой лестницы в подземном переходе. Для большинства людей они почти незаметны, но любая девушка на шпильках за десять метров чует в них ловушку. Прутья клетки самого дьявола. Вот по чему вы ходите, даже не задумываясь. Да и я в этот раз отнеслась к опасному препятствию с непростительным легкомыслием.

Ну, вот идете вы в хорошеньких лодочках, и духи ваши пахнут медом, и блеск у вас на губах, как глазировка на пирожном. В наушниках хрипловатый голос, задумчиво вопрошает, мол, if you could go anywhere, where would you wanna go? А переход вас в один бок пихает адским амбре фастфуда, в другой – сердитыми женщинами с огромными сумками, которые так и норовят сбить вас с ног. А под ногами хлюпает, хрустит, шуршит – и знать не хочу что, глаза бы мои не видели.

И не видели. Осторожно, Бэмби, там капкан. Ой. Ну все, защелкнулись железные челюсти на твоем копытце.

Итак, я безуспешно дергаю ногой. А в наушниках сарказм разводят — if you could go anywhere, where would you wanna go? Somewhere you know really well? Or somewhere you’ve never been before? Справа замолкли курящие продавщицы. Глядят на меня мрачно, как на жертву заклания. Расстегнутые куртки поверх форменных халатов и фартуков неистребимо совковых цветов. Если бы в детском саду для аппликаций выдавали цветную бумагу в такой палитре – у нас бы появились Joy Division дошкольного возраста.

Я запихиваю наушники в карман куртки. Инфразвуковой рев трамваев торжествующе врывается в мое сознание. Разумеется, из полутьмы перехода с лимонными пятнами витрин не вынырнет Доктор со звуковой отверткой и не поможет мне выбраться. Древние, как мрак подземелий, продавщицы холодно взирают на меня.

 — Снимите обувь, тогда сможете ее вытащить, — неожиданно говорит одна из них, самая молодая.

Я не верю своему счастью. Может ли быть, что беспощадные жрицы сжалились надо мной? Непрестанно оглядываясь на потустороннюю комиссию, я трепещу в позе ласточки над грязным полом. И – о чудо! – трюк удается.

 — И много таких, застревающих? – робко спрашиваю я.

 — Да постоянная история, — отвечает девушка, глядя поверх меня.

Сквозь ее юное лицо проступали черты самого равнодушного времени, видевшего бесчисленные муки живых существ и отрешенного от них.
А я – я чувствовала, как мокнет нога в пострадавшей обуви.

И даже снова заработавшие наушники больше не спасали меня от уличного шума, когда я топала дальше по лужам в своих лодочках. И правая уже дала течь.

Римма Аглиуллина