Я стою в комнате, полной кукол, одна. Здесь тихо, немного душно и пахнет каким-то очень знакомым, но сложно определимым запахом. Пахнет музеем, если у музея есть запах. Я смотрю на кукол, а они начинают изучать меня.
У разных кукол глаза разного цвета. Девочка в советской форме и с большим карандашом в руках смотрит на мир голубыми радужками. Справа от нее «кареглазая» школьница. Тут же стоит старая советская кукла с седыми волосами. Советскую куклу можно отличить по тому, что у нее маленькие глаза и нет белков, просто два шарика-зрачка. Это ряд блондинок: у первой золотые, у второй ближе к белому волосы. Последняя – та, что советская – пронзительно седа. Кажется, будто она действительно поседела за десятилетия своего существования. Время не щадит даже кукол.
Куклы похожи друг на друга. Маленькие губы, яркие глаза, длинные ресницы. Густо наклеенных черных ресниц нет только у девушки в белом халате. Она стоит в маске, закрывающей половину лица. В музее она появилась после 2020 года. Несмотря на то, что лица у кукол одинаковые, у нее единственной в выражении лица читается отчаяние. Будто брови нарисованы чуть выше, чем у остальных. Будто, если закрыть скрыть рот за маской, не отвлекаешься на спокойный рот и оцениваешь только глаза.
У куклы в маске желтоватое лицо. И глаза, полные отчаяния. Будто она пришла из ковидного года и там же осталась: не в курсе, что все обошлось. Внутри музея сложно узнавать актуальные новости. Теперь она обречена до конца своей долгой кукольной жизни смотреть на мир со страхом и ужасом.
«Кукла Людмила». Прообразом куклы является известная российская правозащитница Людмила Алексеева (1927-2018). Девушка в длинной мантии и академической шапке. Пронизывающий взгляд, смотрящий внутрь. Светло-розовые губы, румянец, ресницы. У Людмилы есть стержень – не только тот, на котором она стоит.
Еще «школьники» из 2020 года – мальчик с девочкой с маленькими глазками и в масках. Тут же рядом антисептик и рекомендации: тщательно мой руки с мылом, вернувшись домой и после туалета, мой руки после кашля и чихания… Снова пережиток времени.
Кукла с черными волосами выглядит как исполнительница из нулевых. Ярко-желтое лицо и чуть менее желтые руки. Телесного цвета ноги. Первая кукла здесь, которая выглядит так, будто она будет следить за мной. У всех кукол круглые пухленькие щечки. Но эта кукла в синем длинном платье внушает чувство страха. Даже несмотря на милые щечки.
Дверь в шкаф чуть приоткрыта. Внутри – микромир микрокукол. Девушки в нарядах разных эпох. Коллекционные куклы. Стоят в парочках, будто разговаривают друг с другом. Две «девушки» как бы держат книгу Майн Рид «Всадник без головы». На полке ниже тоже живут малышки-куклы в викторианских костюмах. Их головы повернуты в разные стороны и кажется, будто они и вправду общаются друг с другом, но, если всмотреться, быстро становится понятно, что они абсолютно одинаковые. Коллекционные куклы в уникальных платьях, но с абсолютно идентичными лицами.
На одной из внешних полок сидит самый древний экспонат: темный мишка с кучерявисто-топорщащейся шерсткой. Маленькие глазки-пуговки, маленькие ушки, маленькие лапки без пальцев-коготков. Мишка похож на щенка. Если игрушки в этот день бы ожили, Мишка был бы самой радостной игрушкой из всех. У него порван нос и он понимает, что среди всех этих девушек он самый немолодой. Он понимает, что в магазине игрушек его бы взяли последним, но все равно смотрит на мир с улыбкой. Он самый несчастный добрый медвежонок.
Ниже на полке кукла в розовом платье с жемчужными бусами. У нее серые, практически бесцветные глаза. Таких глаз в музее больше нет. На платье значок «Полина». На левой ноге сидит советская кукла поменьше. Они обе блондинки с безумными кучерявыми волосами. У «Полины» орлиный взгляд, оглядывающий меня сверху вниз. Она не выпускает меня из виду, беспокоясь о «дочке». Материнский инстинкт есть даже у кукол.
Клоун наверху. Он в рыже-фиолетовом театральном костюме. На лице белый грим. Белый грим и грустный взгляд. Клоун сидит на пересечении полок и хочет говорить, но рядом с ним, на стыке между полками, только кукла-«отличница». Слишком серьезная, чтобы общаться с клоуном в гриме. «Отличница» и «двоечник» за одной партой. Кукол будто специально посадили рядом, зная, что они не найдут общий язык и не будут докучать другим. С куклами взрослые и вправду обращаются, как с детьми.
Надпись около еще одной куклы «Ангелина – ангел-хранитель детей, которые живут в каждом из нас. Она символ нежности, искренности и доброты. Бубенчик в ее руке своим звоном прогоняет печаль, сомнения и страх. Берегите и любите детей. 2013». «Ангелина» в похожем на китайское традиционном красном платье с оборками внизу. Только бубенчика в ее руке почему-то нет.
Внизу на полке стоят две больших куклы в викторианских темно-бордовых костюмах. Одна из них отвернута от остальных кукол. У нее взгляд сноба, что-то немного высокомерное, будто куклы-школьницы – не ее круг общения. Но отвернута она не из-за снобизма: просто так видно в приоткрытую дверцу микромир кукол, которые, мило щебеча друг с другом, стоят в своих маленьких коллекционных исторических пышных платьях. Это не снобизм. Это просто желание найти друзей из своего круга.
Ее «подруга» во втором викторианском одеянии с бабочкой на груди смотрит в другую сторону. Траекторию приходится отслеживать долго – расстояние до объекта неблизкое, но, если прочертить ровную линию, взгляд девушки упирается глазами в того самого старого улыбающегося мишку. Девушки в одинаковых образах хотят совершенно разного. Одна хочет шика и роскоши, а другая просто хочет поиграть.
Рядом с некоторыми куклами стоят фотографии их прошлых хозяев. Всем этим девочкам уже много лет. Они стали мамами и бабушками и теперь их дети играют в куклы. Они выросли, а куклы совсем не изменились. Только лица немного пожелтели, вот и все.
Музей кукол – место, куда редко заходят люди. Но нет ощущения, что куклы, как в мультфильме про живые игрушки, оживают и бегают, пока не пришел человек. Скорее кажется, что эти куклы будут неподвижно стоять – даже если они знают, что никто не придет. Они будто чувствуют, что здесь не для игры. Теперь они – часть музея. Они – экспонат. И они готовы ждать, когда придет хоть кто-нибудь, чтобы вскоре закрыть их на ключ и оставить в темной комнате на неопределенный срок.
