Против мира ради правды - Медиапортал | Факультет журналистики ЧелГУ
ГлавнаяНовостьПротив мира ради правды

Против мира ради правды

Робость – гордыня, разум – чувства, стремление победить и быть побежденной… Такой была русская поэтесса Марина Ивановна Цветаева. В октябре мировая литература отметила 120-летие со дня её рождения. Но проблемы, с которыми она сталкивалась в прошлом веке, оказываются актуальными и сейчас. И иногда очень полезно обратиться к истории, чтобы, возможно, найти ответы на вопросы сфинкса под названием «жизнь».

В этом нам поможет доцент, заведующая кафедрой литературы Челябинского государственного университета Ирина Юрьевна Карташева. Изначально мы хотели беседовать о творчестве Марины Цветаевой, а получилось – о жизни на примере великой поэтессы.

− «Я у своей матери – старшая дочь, но любимая – не я». Ирина Юрьевна, давайте начнём беседу о Марине Цветаевой с её детства. Был ли у поэтессы синдром «нелюбимого ребёнка»?
− Семья Цветаевых была очень своеобразной. Мать – блестящая пианистка, отмеченная Рубинштейном. Очевидцы говорили, что с кистей её рук буквально лилась музыка. Может быть, материнская нереализованность и спровоцировала жесткое отношение к дочерям. Мать считала, что из Марины может выйти талантливая пианистка. И поэтому − ежедневные четырехчасовые гаммы. Постоянный тренаж, постоянная вахта у фортепьяно. А в то время она рвалась к бумаге, мать же её отбирала, считая, что дочери не надо писать. Так в жизни поэтессы появилось понятие «бумажный голод». Цветаева писала, что «ее младенчество – сплошной крик о белой бумаге».

Уже с детства разлом: желание матери увидеть в ребенке свое продолжение и внутреннее сопротивление девочки. О семье Цветаевых говорили, что это был союз двух одиночеств. Мать с ее амбициями и отец, который, похоронив молодую жену и женившись повторно, повесил портрет той женщины на виду у всех в коридоре, а после смерти второй – её портрет, но портрет необычный – изображение жены в гробу. И он висел на глазах девочек. Здесь есть предмет разговора, но это, наверное, уже предмет психоанализа.

− Получается, что вся горечь материнской любви обрушилась на Цветаеву. После Марина Ивановна писала, что её «перекормили музыкой». Как это отразилось на творчестве и жизни поэтессы?
− Марина Ивановна была необыкновенно музыкальным человеком. Её стихи можно легко представить графически. Что поражает? Тире, скобки, многоточия, всевозможные растяжки слов. Все это делалось сознательно. И в свое время поэт Константин Бальмонт говорил, что Цветаева требовала от стихов того, что могла дать только одна музыка. Она рассматривала стих как нотный стан и считала, что графика русского письма бедна, гораздо беднее, чем нотная грамота. Цветаевскую поэзию часто называют фортепьянной поэзией. Ее стихи всегда должны звучать. И в этом смысле она будет очень близка Пастернаку и Маяковскому.

− «Я живу в каком-то особом мире. Хозяин этого мира – мой черт. Ему я обязана своей гордыней ранним осознанием избранности и одиночества» и «Я и пред божьим престолом предстану поэтом». Готова ли Марина Цветаева смириться при ее гордости и уверенности в своём провидческом начале? Давайте поговорим о религиозности поэтессы.

− В свое время на Западе шла дискуссия о степени религиозности Цветаевой. Одни говорили, что она была близка верующей, другие считали ее атеисткой. Но выводов так и не было сделано − это невозможно. В силу чего? Будучи ребёнком, Марина вставила в киот – оклад иконы – портрет Бонапарта. И когда отец Иван Владимирович, человек религиозный и причастный к миру искусства, попытался его вынуть, она на него замахнулась. Говорить о религиозности в этом отношении сложно.
Кроме того, в поэзии рубежа XIX-XX веков были актуализированы религиозные образы у многих поэтов: Есенина, Блока. Но в какой степени можно говорить о религиозности того или другого? Или это элемент поэтики? У Цветаевой мы встречаем образы ангелов, страшного суда, но если анализировать ткань стихотворения, то, скорее всего, это прием, направленный на решение каких-то творческих задач. А в чем она видела главную творческую задачу художника? Марина Ивановна воспринимала поэта как медиума, как проводника неких божественных идей, поэтому пророка. Она исповедовала романтическое представление о поэзии. Её желание пойти поперек установленных правил означало стать поэтом, осознать себя.

− А любовь Цветаева тоже оценивала с позиции романтизма? Чем можно объяснить противоречие между ее высказываниями: «Мне мало писать пьесы – мне надо кого-нибудь любить!» и «Я не люблю людей»? Какие эпизоды жизни подтверждают это?
− Мы все время ходим вокруг одной проблемы: Цветаева была поэтом-романтиком, а в романтизме главное – двоемирие, поэтому мы упираемся в формулу «любить-не любить». Конфликт понятен. Ведь что такое любить? У Марины Ивановны очень много противоречивых высказываний. С одной стороны, чувствуется некая обида на мать и в то же время, может быть, именно мать стала человеком, сделавшим из нее поэта. Изначально творчество поэтессы рождалось через сопротивление матери.
А вообще в жизни Цветаевой были легкие увлечения и настоящие романы. Она признавалась, что все выросло из жалости. Она всегда была движима этим чувством. Она всегда была с теми, кому хуже. Мы говорим о рождении поэта через протест. Цветаева всегда говорила: «Мой девиз – идти против!». Против язычества во времена первых христиан, против католичества, когда оно сделалось государственной религией. Против республики за Наполеона, против Наполеона за республику. Против, против, против… Поэтому она так любила Пугачева. Как говорил в своё время Е. Замятин, право и долг настоящего художника – выступать против этого мира, потому что только творец-еретик может сказать правду.

− Тогда как бы Марина Ивановна повела себя в наше время при современной ситуации в жизни общества? Протестовала бы?

− Наше время очень похоже на то время. Я не думаю, что она вышла бы на Болотную площадь. Она была человеком очень далеким от политики, наивным в ней. Когда в Москве уже царила советская власть, а муж Сергей Эфрон в это время был в «Лебедином стане» в белой армии, то Марина Ивановна ходила по Москве, перепоясанная белогвардейской портупей, и публично читала стихи о белой гвардии. «Кто упал – тот прав», − вот её принцип. Ей хотелось всегда быть с такими. Любовь-жалость.

−А какими были последствия таких выходов?
− Марине Цветаевой за это было то же, что и всем. Голод. Разруха. Страшные испытания. Гибель младшей дочери. В этом смысле она была настоящим поэтом. Поэтом, который за повседневностью умел видеть нечто более глубокое. «Все мои непосредственные реакции − обратные. Преступника − выпустить, судью − осудить, палача − казнить». Это подход романтический и подход человеческий. Её верный друг Максимилиан Волошин, будучи в Крыму, где менялась власть, помогал белым, когда приходили красные, приходили белые – помогал красным. «Я всеми силами своими молюсь за тех и за других!» − писал он.

− Ирина Юрьевна, современники Цветаевой говорят, что она обладала аналитическим умом, неоспоримой логикой, феноменальной памятью, но мир творчества был важнее. Как раскрывается в Цветаевой проблема сосуществования умственного и интуитивного? В чем выражается?
− Это все один клубок под названием «романтический поэт». Вообще Цветаева сама говорила: «Я не думаю, я слушаю». Она выделяла два типа поэтов: художники без развития, без истории, которым все дано от роду. Это «поэты круга». Для них главное – собственное чувство. Марина Ивановна связывала такой тип с Борисом Пастернаком. Второй тип – «художники с историей». Они должны идти сквозь время путем узнавания истории и узнавания себя через эту историю. Таким был Маяковский. Для Цветаевой два этих типа были совершенно равноценными, каждый имеет право на существование. Но себя она относила к типу «поэта круга». Отсюда ее желание понять внешний мир через вечный конфликт плоти и духа, который выражается в противоречии рационального и эмоционального. А вообще она была интуитом.
Есть уникальные свидетельства, что Цветаева многое предугадывала. Начинается революция, и она пишет: «Случается страшная спевка – обедня еще впереди», «Я там не уцелею». И есть потрясающее свидетельство Арсения Тарковского, ставшего последним любовным увлечением Цветаевой. Они гуляли вместе по Москве в ночь с 21 на 22 июня 1941 года, и Марина Ивановна сказала: «Вот мы сейчас идем, а уже, наверное, началась война». Это какой-то высший дар. К Цветаевой нельзя подходить с обычными мерками. Об этом говорил и её муж Сергей Эфрон: «Она поэт. И этим все сказано».
Все спутано в одном человеке. Есть такое выражение Блока: «Сейчас наступает 20 век, век поэтический, когда мы должны помнить о цветущей сложности». Я думаю, что выражение «цветущая сложность» как нельзя лучше подходит к тому типу, который представляла собой Цветаева.

− Как-то про Марину Ивановну сказали: «Она не умеет на людях». Сейчас мы, может быть, назвали бы ее состоянием синдромом одиночества в толпе. Как Вы считаете, справедлива ли эта характеристика?
− Мне кажется это выражение какое-то однобокое. У нас иная цивилизация, которая по-другому выстаивает человека, утомляет его. Я не думаю, что у нее была проблема одиночества в толпе. В то время были другие картинки перед глазами и другой образ жизни.
Когда Цветаева приходила в компанию, все окружающие менялись, и она была центром, хотя могла не произнести ни слова. Она выделялась внешностью, украшениями, одеждой. При ней нельзя было понизить нравственные критерии. Поэтому в этом смысле она «умела». Но здесь тоже область психоанализа. Есть работы, авторы которых утверждают, что Марина Ивановна была аутисткой в детстве и потом преодолевала эту болезнь. Но я думаю, это не самое важное для понимания ее как поэта.

− Те же современники утверждали, что Цветаева была абсолютно беспомощна в быту. Поэтесса сама писала: «Для меня мерой в любви – помощь, и именно в быту… ведь только с бытом мы не умеем стравляться». Почему?
− Как любой нормальный поэт Цветаева была не приспособлена к бытовым условиям. Вспомним быт Ахматовой, который обустраивали её близкие. Возле Цветаевой не оказалось таких людей, которые окружали Ахматову. Марина Ивановна всегда говорила, что не нужно цепляться за быт, не нужно из стихотворения делать бытовой подстрочник. Она считала, что быт мелок. Нужно брать крупно, брать бытие, прежде всего. И так старалась жить и мыслить.

 

− В русской лирике тема Родины уже традиционная. И Цветаева тоже оставила след на этой поэтической дороге. «Родина не есть условность территории, а непреложность памяти и крови. Не быть в России, забыть Россию может бояться лишь тот, кто Россию мыслит вне себя. У кого она внутри − тот потеряет ее лишь вместе с жизнью», − писала она в эмиграции. Тогда как понять ее фразу «Всяк на Руси − бездомный»?
− Опять же это очень соответствует ее романтической личности, которая всегда изначально одинока. Родине не территория, на которой ты проживаешь. Она в твоей душе. «Тоска по родине! Давно Разоблаченная морока! Мне совершенно все равно − Где совершенно одинокой». Здесь как будто бы опровергается понятие патриотизма: разоблаченная морока. Но всё стихотворение – это сгусток боли, некая ностальгия, живущая в сердце человека. Патриотизм для Марины Ивановны – это углубление в себя, а не блуждание по просторам родины. Цветаева не хотела возвращаться в советскую Россию. Здесь тоже желание оказаться с теми, кому хуже – с эмигрантами.

− Мне кажется, явление эмиграции сейчас имеет иные цели и формы. Как бы Марина Цветаева отнеслась к добровольному отъезду из России для поиска, возможно, лучшего будущего?
− Неблагодарное дело додумывать за гениев. Но для людей того поколения, той генерации жизнь на Родине была состоянием естественным. Как дышать. В то же время они свободно разъезжали по разным странам, поэтому не имели ощущения изоляции, какое пережили мои ровесники. Сейчас отъезд – отъезд панический, желание спасти себя от этой изоляции.
А вообще Цветаева очень любила Германию. И вот когда ее любимая Германия столкнулась с ее любимой Родиной – это была драма, даже трагедия. А вообще главной ценностью Марины Ивановны была свобода. Если человек хочет уехать – он на это имеет право. Прежде всего, она ценила свободу мыслей, чувств, переживаний. Она никогда не позволила бы себе кого-то осудить за добровольное решение покинуть родной край.

− «Книги мне дали больше, чем люди. Воспоминание о человеке всегда бледнеет перед воспоминанием о книге». Неужели Цветаева ставит книгу выше человека?
− Я думаю, многое здесь было сказано в запальчивости. Желая доказать свою позицию, Марина Ивановна могла категорично сформулировать мысль. На неё повлияли творческие личности: Блок, Ахматова, Волошин, Маяковский. Это мы видим по цветаевским стихотворениям, посвящённым этим людям. Книги − все-таки производное от личности. Всегда надо об этом помнить.

Беседовала Надежда Прохорова,
корреспондент сайта 1mediahold.ru

Нет комментариев

Приносим извинения, но пока комментарии закрыты