Алексей Венедиктов: «Идеальный журналист – это я» - Медиапортал | Факультет журналистики ЧелГУ
ГлавнаяНовостьАлексей Венедиктов: «Идеальный журналист – это я»

Алексей Венедиктов: «Идеальный журналист – это я»

В ЧелГУ впервые побывал главный редактор радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов, где провел встречу с челябинцами. Что ждёт журналистское сообщество и как говорить правду, не рискуя, – в диалоге мэтра с аудиторией.

Что, по вашему мнению, является истинным проявлением патриотизма? И каким образом это можно воспитать?
Я считаю, что патриотизм — это любовь. Каким образом можно воспитать любовь? Я не знаю, как можно воспитать любовь. Но мне кажется, что есть разный патриотизм. Я вам приведу цитату бывшего президента США Барака Обамы, избранного в 2008 году. Как вы знаете, в это время шла война в Ираке, объявленная его предшественником Бушем. Обама выступал на одном митинге, и он сказал следующее: «Миллионы людей вышли на демонстрацию против нашего участия в войне в Ираке. Это война не честная, не справедливая. И те, кто вышел против этой войны – настоящие патриоты Америки. Однако миллионы людей поддерживают войну в Ираке, потому что они считают, что борются с терроризмом и обеспечивают безопасность наших Штатов. И это тоже патриоты Америки. Мы все патриоты Америки, по-разному видим нашу страну, но мы ее любим». Так что не надо никому никого учить патриотизму.
Следующий вопрос, я думаю, актуален для «Эха Москвы». Как говорить правду и при этом остаться в живых?
Конечно, каждый человек волен в своих поступках, а говорить правду и говорить неправду – это поступок. И надо думать о последствиях. Ведь у каждого человека своя красная линия. Своя линия страха и рисков для своих близких людей. Конечно, можно предпринимать некие дополнительные страховочные действия, например, нанимать охрану. Вот мы после нападения на нашу журналистку установили более сложный проход на радиостанцию. Но это все мертвому припарки, на самом деле. Потому что, если ты делаешь что-то рискованное, ты никогда всех последствий не учтешь. Повторяю, можно окружить себя охраной, можно начать лгать, можно иммигрировать. И это люди выбирают. Но это абсолютно индивидуальный выбор. Никаких рецептов не существует. Если вы свободны, или у вас заложники в виде семьи, вы должны думать о том, что может случиться.
Вы же видите, как президент спрятал своих дочерей. И та информация, которая о них появляется, не очень достоверна. Тут уж либо прячь свою семью, либо не будь президентом. Вы должны оценивать риски и принимать их на себя. За каждый свой риск именно вы будете отвечать перед своими близкими и своей семьей. Другого пути там не будет.

В РФ существует некоторое количество профессиональных творческих союзов. Как вы думаете, надо ли творческим людям объединяться по профессиональному признаку? Как вы думаете, есть ли будущее у Союза журналистов России?
Я не думаю. На моей радиостанции нет ни одного члена союза журналистов. Я понимаю, когда создается профессиональный союз защиты профессиональных интересов. И я не против подобных объединений. Но я не вижу, каким образом сейчас эти профсоюзы, не только в России, могут защищать чьи-то права. Я не верю в эти союзы.
К тому же, у нас внутри профессии, скажем так, слишком много разного. Представьте меня в одном союзе с Соловьевым или Киселевым. Вот что мы там будем делать? Морды бить? Обсуждать этику? Думаю, что нет. Вот у нас на «Эхе» нет профсоюза. Я их профсоюз. Я защищаю их рабочие места. И хочу вам сказать, что в уставе «Эха» есть абсолютно антиконституционное правило ¬– ни один журналист не может быть членом политической партии. Когда мы принимали Устав «Эха Москвы» в 1994 году, то договорились, что главный человек – это главный редактор, а не генсек какой-то партии. Также журналисты «Эха» не имеют права участвовать в политических митингах без разрешения главного редактора. Исключение сделано для митингов в защиту слова или в защиту журналистов. Так что формальное объединение журналистов нам не нужно.

Не так давно Владимир Путин заявил, что ИГИЛ разгромлено, из чего можно сделать вывод, что обстановка как-то стабилизируется. В то же время президент США Трамп вновь рассорил евреев и палестинцев. Как вы думаете, не является ли это предпосылкой к новым военным конфликтам, и не означает ли это, что миссия России там еще не закончена?
Во-первых, я не знаю, какая там миссия России. Не могу сказать, закончена она или нет, потому что я ее просто не понимаю. Мне все кажется, что это наш Вьетнам. Об этом я публично говорил на радио. На мой взгляд, у США и России есть общий враг – это исламский терроризм. Но для того, чтобы вести войну с терроризмом, нужно обмениваться разведданными. Чтобы обмениваться разведданными, нужно доверие, что эти разведданные не уйдут в другую сторону. А вот доверия нет. Вместе работать хотят, но не могут, потому что нет доверия.
Есть ли в современной журналистике корпоративная этика?
Никакой общей этики не существует. Каждый из вас обладает своими принципами, которые могут быть совершенно не похожи на принципы вашего соседа. Этические правила формируются у любого человека индивидуально. Первый круг таких правил формирует семья и религия. Понятно, это все индивидуально. Второй круг правил – это уставы. Они регламентируют, что можно делать, а что нельзя. Есть ограничения, которые вводятся уставом, и это уже серьезная история. Приведу пример. У меня на «Эхе» есть один очень воцерковленный корреспондент: когда начинают говорить про церковь, он теряет голову. Я, как главный редактор, никогда не поставлю его обсуждать конфессиональные вопросы. Ведь моя задача – так комбинировать людей с разными этическими взглядами, чтобы никого не гнуть через колено, не ломать.
И наконец, третье ограничение – это законы РФ, которые содержат в себе некое этическое представление о том, что правильно, а что нет. Есть какие-то общие правила. Например, вот я для себя определил, чем журналист отличается от пропагандиста. Пропагандист сначала ставит цель, а потом к ней подтягивает аргументацию. У журналиста все наоборот. Мы наваливаем кучу фактов, мнений, а вы сами решаете, хорошо это или плохо. Вот в этом разница профессий. Там цель, и к ней факты и мнения. Здесь факты и мнения, а цель вы определяете, если она есть. Поэтому я являюсь автором тезиса о безответственности журналиста. Журналист не может знать, какие последствия может вызвать та или иная информация. Каждый человек применяет информацию по-своему.

Как вы оцениваете оппозиционность Челябинской области в общероссийском контексте? 

Я совершенно некомпетентен в вопросах внутренней политики Челябинской области. И за ней не наблюдаю. Область в федеральной повестке дня – это сейчас рутений. Что касается губернатора, то мы же все прекрасно понимаем, что губернатор – это человек, который сейчас назначается, несмотря на выборную форму и процедуру, президентом РФ. У него есть свои весы.
Несколько моих друзей работают губернаторами. Могу сказать, что большинство из них абсолютно не ожидало назначения. У них были другие планы. Я приблизительно понимаю, почему был поставлен ваш губернатор. Но я абсолютно не знаю, какие у Путина планы на Челябинскую область, и есть ли они вообще.
В вашей региональной оппозиции я разбираюсь плохо. Но понимаю, что одна из основных тем для серьезных политических баталий – это экология в Челябинской области. Эта тема независимо от рутения будет развиваться. Мне кажется, если говорить о региональной оппозиции к власти, то это прежде всего столкновение интересов промышленного комплекса и рабочих мест. Давайте не забывать, на предприятиях работают люди и содержат свои семьи. С другой стороны, эти же самые люди живут в экологически чудовищных условиях.
Вот была красивая история: звонки Путина лидерам общественных движений. Где продолжение, итоги, результаты? Знаете, чем новость отличается от события? Новость не имеет продолжения, а событие имеет последствия. Вот звонок Путина мог быть либо новостью, либо событием для Челябинской области. Если я правильно понимаю, то продолжения он не имеет. Значит, это была новость, которая уже прошла.
К тому же, нет ничего удивительного в том, что у вас есть экологическое сопротивление и экологический экстремизм. В свое время в Штатах, в Англии и во Франции эта борьба доходила до захвата предприятий и похищения людей.

Журналист сегодня – это человек, который пишет и говорит о максимально широком спектре тем, различных вопросов, и при этом он является компетентным зачастую только в журналистике. В связи с этим вопрос. Какой у вас образ идеального журналиста?
Ну понятно, что идеальный журналист – это я. Этот образ перед вами. А теперь я объясню, что имею в виду. Безусловно, компетентность журналиста гораздо меньше компетентности эксперта. Поэтому, когда я делаю свои передачи, то стараюсь встретиться с разными людьми, найти разные точки зрения на ту или иную проблему. Я считаю, что идеальный журналист – это тот самый журналист, который вместо того, чтобы раздуваться как павлин и придумывать какие-то небылицы, не стесняется спрашивать людей, обладающих соответствующей компетенцией. Я сначала собираю информацию, прежде чем что-то говорить и делать. Надо встречаться, разговаривать, наблюдать. В этом и состоит работа журналиста. Проблема современной журналистики, как мне кажется, состоит в стремлении все делать быстро. Главной задачей становится опередить других. Я понимаю это. Но я на своем радио всегда прошу переспрашивать и уточнять. Не стыдно не знать – стыдно не спросить. Таким образом, я считаю, должен работать журналист. Поэтому наблюдение, сравнение для журналиста – это очень важная история.
Много ли сотрудников «Эха Москвы» имеют дипломы журналистов, и является ли отсутствие диплома препятствием для работы?
Я, главный редактор, не знаю, какие у кого есть дипломы. И когда я нанимал кого-либо на работу, то не знал, откуда пришел человек. Я нанимаю на работу по линии собеседования: сначала мой заместитель по кадрам, потом мой заместитель по информационной службе, затем мой первый заместитель с ним беседует, а потом они приходят ко мне и спрашивают: «Это наш человек? Берем его на испытание?»
Человек, который хочет работать на нашем радио, должен владеть иностранным языком, ориентироваться в соцсетях и быть любопытным. А образование выстраивается потом.

Кто должен платить журналисту: читатель или рекламодатель?
Естественно, что медиа должны зарабатывать. Заработок может складываться, в первую очередь, из рекламных доходов. Но это не всегда рекламодатель. У нас на «Эхе», например, работа с рекламодателями отделена от редакций. Думаю, что независимые СМИ могут зарабатывать или жить по подписке. Или быть общественными СМИ, как BBC. BBC живет на отдельный налог, который собирает английское правительство. Мне кажется, что вопрос финансов здесь не столь важен, потому что тут важна независимая позиция от поставщика денег. К тому же, рынок также меняется вслед за медиа.

Какое у вас за последний год самое большое разочарование?
Я вообще не очаровываюсь, поэтому не разочаровываюсь. Я действительно человек достаточно скептичный и циничный. Сейчас попробую сформулировать разочарование. Наверное, не будет секретом, что у меня есть личные отношения с разными политиками, что неправильно. И у меня довольно долго были приятельские отношения с Вячеславом Володиным. Мы познакомились давно, когда он был рядовым депутатом, а я еще не был главным редактором. Не сказать, что мы симпатизировали друг другу. Так, честно разговаривали. И, когда он стал председателем Госдумы, мне хотелось верить, что он улучшит там работу, что Дума не будет машинкой для администрации президента, и никто не станет принимать непроработанные дурацкие законы. И, в результате, мы видим, как отвратительно работают депутаты Госдумы. Они не читают те проекты, за которые голосуют. То есть, политика взяла верх над законодательной мыслью. И я недавно с ним очень крупно поссорился. Он не захотел, не сумел сделать хоть подобие законодательного органа, который вдумчиво и внимательно рассматривает законы. Для меня это большое разочарование. Мне казалось, что у него ресурса внутреннего хватит на это. Не хватило.

Собеседник, с которым вы бы мечтали поговорить?
Сложный вопрос. Одно дело сделать интервью. Вот я сейчас запросил интервью у Обамы, который их почти не дает. Но теперь интересно взять интервью и у Трампа. Я знаю, что он красочно и выразительно ответит на каждый вопрос. Вообще, я много с кем хотел бы побеседовать, поскольку я любопытный. Хотел бы взять интервью у Цукерберга, поскольку я не понимаю, что он делает и для чего. Я читаю интервью с ним, и я ничего не понимаю. Вы, наверное, слышали, что Цукерберг собирается баллотироваться на пост президента США. И у меня к нему вопрос: «Тебе это зачем? Вот Цукерберг один, а президентов уже 45». Хочется узнать его точку зрения.

Мой вопрос навеян известной историей о новоуренгойском школьнике. Поэтому я хотел вас спросить: как вы считаете, история – это служанка политики или независимая наука?
Во-первых, про школьника. Знаете, когда я начал про это читать, то попал в ловушку наших медиа, что бывает довольно редко. Я в это время был в поездке, поэтому читал урывками. И меня, честно говоря, немного передернуло от речи. А затем я начал все это изучать, и выяснилось, что школьник говорил не о солдате, погибшем на поле боя. Он говорил о пленном, который погиб уже в лагере для военнопленных, то есть беззащитном, вернее, находившемся под защитой советского государства. Во время войны в лагерях для военнопленных погибло приблизительно по миллиону человек. Это отдельная история. Я понял, что был не прав. Это к вопросу о том, что черно-белый взгляд всегда неправильный. Во время войны он, наверное, правильный, но в истории всегда неправильный.
Надо сказать, у нас у всех история мифологическая. И, конечно, все политики используют историю в качестве инструмента. Я вам могу сказать, что сейчас в образовательной системе Франции идет очень жаркая дискуссия по поводу образа Наполеона: его рассматривают и как кровавого диктатора, и как великого реформатора. Да, люди берут своих героев из истории. Но надо понимать, что это мифологические герои. И надо делить мифологию и историю. Если вы будете историком, то должны наслаждаться легендами и мифами, но заниматься наукой.
Не считаете ли вы, что в современной России есть некий кризис просвещения, когда вместо научного знания на первый план выходят гомеопатия и теория плоской Земли?
Это не кризис России. Об этом можно долго говорить. Этот длинный разговор о кризисе образования, о кризисе распространения знаний связан с тем, что если раньше центрами образования являлись университеты, то сейчас это – социальные сети. И с этим не сделать ничего. Понимаете, люди оттуда получают знания. И каким образом сделать настоящее образование более привлекательным? Это очень большой вопрос. И, на мой взгляд, задача университетов состоит в том, чтобы быть привлекательными. Все же распространение информации и образования соцсетями отвратительно, но неизбежно. С этим нельзя бороться. Поэтому надо делать модными знания. Вот почему популярен наш журнал «Дилетант»? Потому что он модный и красочный, и мы там ставим вопросы, но не даем ответов. Это совершенно сознательный выбор. Знания должны конкурировать с незнанием, и быть более привлекательными. Трудная задача. А кто обещал, что будет легко?

Нет комментариев

Приносим извинения, но пока комментарии закрыты