Многие деятели искусства и просто творческие люди нередко признаются в том, что не достигают должного совершенства в работе над произведениями, отчего порою сильно страдают морально и физически. Перед ними стоит некий идеал или эталон, внушающий мысль о том, что могло бы получиться и лучше. Пока простые обыватели видят в произведении искусства потолок, верхнюю границу возможностей, перед самими творцами стоит лестница, уходящая в небо, и конец ее скрывается где-то за облаками. О том, почему искусство нельзя измерить и где грань между творчеством и психическим расстройством, рассуждают преподаватели факультета журналистики ЧелГУ.
Существует ли вообще предел в искусстве? Поддается ли искусство какой-либо мере измерения?
Варвара Алексеевна Горновая:
– Я не работаю напрямую с искусством, но, когда сталкиваюсь с ним в роли медиаспециалиста, то точно понимаю, что всегда деятелей искусства считают самыми эксцентричными, непостоянными, творческими и прекрасными людьми. Поэтому я думаю, что естественно предела в их жизни, профессии, хобби не существует.
Андрей Владимирович Сафонов:
– На мой взгляд, пределы в искусстве существуют, но исключительно для того, чтобы их преодолевать. Что можно назвать таким пределом? Некую устойчивую формально-содержательную конструкцию, которая повторяется в новых произведениях либо одного и того же автора, либо разных авторов. Под содержанием понимаем авторское видение мира, а под формой – художественные средства, с помощью которых это видение доносится. Преодоление предела – способность автора предложить новый взгляд на мир и новую форму самовыражения. С тем, что предел преодолен, соглашаются и автор произведения, и его коллеги по творческому цеху, и ценители этого вида творчества. Если предел длительное время не преодолевается – это показатель кризиса, причем не только того или иного вида искусства, но и общества в целом.
Максим Алексеевич Демчук:
– Мне кажется, такой вещи как «предел в искусстве» не существует. Ведь это не спорт, не попытка создать что-то более сложное, более тяжелое, более виртуозное нежели у кого-то другого, если мы говорим об искусстве в моем понимании. Все же, наверное, искусство в любом виде – это результат самовыражения автора и постановка им в первую очередь самому себе вопросов, поиск ответов на которые для него самого, то есть для автора, были зачастую крайне сложны, возможно, даже мучительны или безрезультатны. А может быть, посредством создания того или иного произведения искусства автор обрел некое внезапное озарение. Или не внезапное, а вполне себе системное, но тем не менее он на что-то для самого себя ответил. Соответственно в данном случае все те приемы, которые действительно могут совершенствоваться и являются определенным инструментарием для создания того или иного произведения искусства, лишь способ передать ощущения от процесса поиска ответов на те или иные вопросы, которые волнуют автора в данный момент времени. Поэтому, наверное, предела в искусстве все-таки не существует.
Светлана Александровна Панюкова
– Я думаю, что нет какой-то планки, предела в искусстве. Ведь оно постоянно обновляется и, как правило, недолго находится в состоянии стагнации. Появляется в какой-то момент нужный импульс, который позволяет искусству выйти на новый уровень. На уровень переосмысления прошлого опыта, создания каких-то новых концептов. Тем более важно помнить, что искусство всегда откликается на все происходящее. Так как человечество и история не стоят на месте, искусство тоже развивается вслед за актуальными событиями, как мне кажется. Искусство, на мой взгляд, не поддается какому-то измерению или общей системе оценки, поскольку воздействует на эмоции. Все зависит от того, какие эмоции у конкретного человека то или иное искусство вызывает. Поэтому мы одну и ту же картину, одно и то же произведение можем оценивать совершенно различно в зависимости от своего пережитого опыта, своих интересов или своих принципов.
Василий Викторович Федоров
– Мне кажется, нет ограничений свободы творчества и нет предела. Но прежде чем выходить за эти пределы, за эти ограничения, человек должен познакомиться с какими-то классическим вещами, базовыми. Уже потом, когда он освоит этот корпус базовых вещей, приемов, стратегий, художественных практик, он поймет, а что такое для него «норма», что такое для него «граница» и тогда это будет более осознанная деятельность, а не игра на публику. Поэтому да, конечно, есть понятие «выходить за границы», но только это должно быть осознанно.
В 60–70-е годы 20 века было отдельное направление в искусствоведении советском и зарубежном, которое как раз пыталось приравнять искусство к системе и структуре. Это направление называлось структурализм. Действительно, представители этого метода пытались искусство объяснить логикой, структурой, математикой. Ведь помните еще у Пушкина сказано: «алгебру гармонией поверить». Все зависит от подхода. Но, мне кажется, в искусстве всегда есть элемент этого инсайда – это непредсказуемое, когда художник сам не может определить. А вот ученый, который исследует искусство, он как раз с помощью рациональных способов может все объяснить. Вот, например, школьная практика, наверное, встречали: «Да писатель здесь ничего не имел ввиду». А учитель вам объясняла, что нет, это было задумано. Художник, он может импровизировать, он может иррационально мыслить, а исследователь, еще раз говорю, может увидеть закономерность.
Многие известные деятели искусства неоднократно переделывали свои шедевры, дополняли их, но так и не достигли желаемого результата.Например, Илье Репину был запрещен вход в Третьяковскую галерею из-за его привычки без конца дописывать свои работы. Можем ли мы говорить в этом случае о том, что планка в искусстве зависит от собственных представлений человека о нем?
Варвара Алексеевна Горновая
– Есть такая фраза «лучшее враг хорошего». Я в полной мере согласна с этим мнением: если бесконечно что-то делать, то тогда очень мало продуктов выходило бы на свет. Это касается всех областей знаний. Если бы учитель бесконечно долго готовил свои лекции, то мы бы никогда их не услышали. Плюс ему нужно постоянно пробовать, общаться с учениками и как-то совершенствоваться, поэтому может быть вполне недоделанную лекцию он может провести и сделать выводы для следующего раза. Тоже самое касается и любых ремесленников, поэтому лучшее враг хорошего – замечательная фраза. Нужно все выпускать в мир, ничего не делать в стол, только тогда можно добиться успеха.
Василий Викторович Федоров
– Вспомните Чехова, который писал и сокращал, писал и сокращал. Он был до безумия требователен к себе, и его проза – это лаконизм, сжатость. Французский писатель Гюстав Флобер работал и не покидал кабинет, который выходил на Сену, и моряки по ночам благодаря свету в окне могли ориентироваться. Идея оттачивания, отделки в искусстве – она не нова, она всегда была, этот спор идет с античности. Тут, конечно, видение произведения очень субъективно, так как это видит художник. Но всегда есть редактор, всегда есть агент продажи, тем более в видеоиндустрии или массовой культуре, который должен подстроить произведение под потребности массовой аудитории. В классификации есть массовое искусство, в котором художники работают на потребу публике. И это нормально, это деньги, бизнес. Есть авторское искусство, авторское кино, авторская мода и так далее. И здесь как раз не зарабатывание, а именно выражение. Вот поэтому даже сферами расходятся, разделяются. Об этом споре тоже уже было сказано, например, у Гете в «Фаусте» есть вступление, где герои спорят, а что ставить в театре: то, что публике будет интересно, или то, что автор задумал. Ответ такой, что, конечно же, само видение объекта искусства субъективно, но есть понятие конвенции, понятие условности. Если художник не выстроит эту конвенцию, он не будет принят, он будет неудачником. Тем временем многие вещи в искусстве лишь потом были названы гениальным. Например, «Чайка» Чехова: первый раз поставили, она не соответствовала представлениям о спектакле того времени, провалилась. В массовой культуре есть пример, фильм Ридли Скотта «Бегущий по лезвию», который в мифологии создал будущее в жанре нуар. Он тоже был снят в 82 году и провалился в прокате. Сейчас это классика, такая диалектика, амбивалентность: есть шедевр, а есть реальность.
Светлана Александровна Панюкова
– Конечно, планку того или иного произведения, как мне кажется, может определять только сам автор. С другой стороны, если мы берем известные концепты, например, высказывание Ролана Барта, по мнению которого, когда автор заканчивает свое произведение искусства, он должен оставить его и отдать аудитории, чтобы уже она оценивала его и интерпретировала. Мне кажется, эта концепция здоровой и интересной, поскольку многие творческие люди не испытывают ощущения того, что они достигли идеала. Поскольку идеал это вообще нечто эфемерное, неуловимое. Кажется, что можно было сделать лучше, что-то переделать и так далее. Особенно с течением времени, когда у человека появляется новый опыт, новые впечатления: он возвращается к своим прежним произведения и хочет их исправить. Но тогда, как мне кажется, автор находится как будто в бесконечном цикле самоповтора, но нужно ли это? То произведение, которое ты создаешь в моменте, – это и есть твой предел на данный момент. Дальше, будучи другим человеком, через день, через месяц, через год, тебе нужно приступать уже к новому произведению. Это намного интереснее.
Если культура – это насилие над природой и собой, то можем ли мы говорить о том, что достичь предела в искусстве человек может только после того, как максимально изведет самого себя, вытрясет душу, вывернет наизнанку?
Василий Викторович Федоров
– Я приведу пример издалека. Марина Абрамович – это перформатр, актриса. В одном из перфомансов она сидела за столом, а люди подходили к ней, наносили ей шрамы, удары, одежду срывали, но она не двигалась. Художник исследовала природу человеческой жестокости. Вот вам пример: культура в буквальном смысле может быть насилием. А что касается насилия над собой, конечно, я опять же обращаюсь к текстам, которые хорошо уже известны. Тот же Тригорин в «Чайке» говорит: «Господи, я хоть и писатель, но сколько сил, крови уходит, что не жизнь у меня, а вечное наблюдение». Он признается, что постоянно себя ломать об колено, постоянно думать – судьба профессионала. Профан или любитель, он сочинит строчку и скажет, что поэзия – это легкость, порхание. Ни поэзия, ни кино, ни, в хорошем смысле, журналистика, – это не легко, это всегда еще раз ломание не только кого-то, но и себя тоже, издевательство над собой, шрамирование. Поэтому я не знаю, где предел, наверное, рядом с клиническими случаями где-то, но это всегда насилие над собой, над миром, это выход из привычного состояния.
Если бы существовал предел в искусстве, стало бы оно от этого однообразным, посредственным? Стали бы меньше страдать деятели искусства или, наоборот, больше от того, что нет больше некой тайны?
Варвара Алексеевна Горновая
– Я считаю, что чем сильнее ограничивают человека искусства, тем изощреннее он начинает придумывать способы, как из этих рамок выйти. Поэтому искусство было бы еще более многогранным, и люди точно бы нашли какие-то лазейки, чтобы сделать именно так.
Василий Викторович Федоров
– Конечно бы, это обеднило. В классицизме же была идея, что только эталону следовать надо. Но нельзя обобщать, потому что бывали иные эпохи. Времена, когда эстетика была противоположной нашей, когда эстетика была узнаваемой, знакомой. Там не ценилось ничего нового. В Средние века работали только с историческим фактами и Библией, что-то из летописей брали или из хроник, тогда другая была эстетика — следовать образцу. В наше время, начиная с нового времени, с 18 века, у нас совершенно другая эстетика – эстетика неожиданного, эстетика нового, того, что еще не было. Что сейчас ценится? Новый необычный поворот сюжета, новый герой, поэтому нельзя сказать, что предел это плохо или хорошо. Мне кажется, что не должно быть никаких пределов: нужно работать свободно, творчеством заниматься.
Максим Алексеевич Демчук
– Черт его разбери, наверное, вообще все авторы, которые занимаются большим искусством, несчастливы по определению, потому что создавая те или иные прецеденты, произведения искусства, они во многом погружаются в сферу бытийного, а, наверное, при частом и глубоком погружении в нее ничего хорошего, честно говоря, ждать не приходится. Несмотря на то, что иначе никак. И, наверное, в этом специфика автора как такового, если он действительно называется автором.
Светлана Александровна Панюкова
– Мне кажется, что если бы существовал предел, универсальный эталон в любом из видов искусств – это бы, конечно, вызвало некую однообразность и стагнацию искусства. Зачем тебе искать что-то новое? Вот, например, реализм в литературе и изобразительном искусстве: эталоном тогда станет более реалистичное изображение, достигнув этого, ты приходишь к совершенству. Но вот мы оказались в ситуации, когда видим миллион однообразных картин, которые просто копируют реальность. Но ведь было же когда-то популярным это направление, неким эталоном? Да, но люди, которые пошли дальше, смогли шагнуть к новым направлениям: импрессионизму, кубизму, экспрессионизму и так далее. Конечно, отвечая на следующий вопрос, я думаю, что это заставляет творца все время быть, как вы сказали, страдающим. Поскольку человек находится в постоянном поиске, и мы должны признать, что скорее всего этот поиск не завершится никогда. То есть через 10 или 100 лет будут появляться новые творцы, которые все время будут находиться в некой борьбе с реальностью и собой. Но это необходимо для того, чтобы искусство обновлялось. Иначе оно станет повседневным, рутинным и, наверное, вообще перестанет быть искусством, поскольку не будет вызывать какие-либо эмоции у аудитории.
