В театре «Манекен» 2 апреля состоялась постановка «Тайный жар», посвященная поэтессе Марине Ивановне Цветаевой. Кто такая «Марина Великая», и в чем феномен ее творчества? Ответить помогут: Полина Агеева – зрительница, которая эмоционально опишет спектакль, и Василий Викторович Федоров – преподаватель факультета журналистики ЧелГУ, подошедший к вопросу со стороны литературоведения.
***
Второе апреля…
… Я зашла и села в зал, нервно ерзая на стуле. Хотелось поскорее заглянуть в душу самой неординарной поэтессе прошлого столетия. Свет выключился. На сцене началось действие. Поначалу все было тихо, спокойно и размеренно: спектакль начался со встречи Цветаевой и Эфрона. Летний Коктебельский берег. Молодые гуляют, наслаждаясь каждым мгновением рядом друг с другом. Поэтесса с юности верила в знаки судьбы: девушка загадала, что если Сережа найдет сердолик среди гальки Коктебеля, то она выйдет за него замуж. У Эфрона получилось. Так началась история любви Марины и Сергея и постановка в челябинском «Манекене».
Начало спектакля сложно для понимания неподготовленного зрителя, как и творчество самой Марины Ивановны. Она – сложный образ в литературном мире Серебряного века:
«Цветаева выросла в эпоху “постсимволизма”. Была богемная московская среда, литература, которая воплощается в жизнь. Одно из первых цветаевских стихотворений рассказывает, что поэтесса выросла среди книг. Поэтому ее поэтическое творчество насквозь литературное, его надо читать, зная предшествующую традицию», – отвечает Василий Викторович.
После спокойной завязки на сцене началась буря. Ощущение, что ты гуляешь под закатным июньским солнцем по тихому берегу. Только теплый летний ветер нарушает умиротворение, слегка обдувая лицо. Он нежно касается ресниц, губ, а потом растекается по всему телу, неся вечернюю прохладу. И вот она. Марина Цветаева. Точнее, ураган ее души. Нарушая идиллию уединения с природой, он рвет все на своем пути. Вместо приятной вечерней прохлады, от ног до сердца поднимаются обжигающий холод и дрожь. Становится не по себе. А со сцены от Ксении Рыжковой (актриса, играющая Цветаеву) доносится: «В купели морской крещена – и в полете своем – непрестанно разбита!» Тогда я еще не знала, что дрожь не отпустит меня до конца спектакля.
С этого момента началась настоящая Цветаева. «Марина Великая», как ее окрестили в описании постановки на сайте театра. Она самобытная. Рвущая душу от каждого момента жизни. Каждое ее слово произнесено с надрывом. Она хрустальная ваза, разбивающаяся при каждом неловком движении. Все это отражается в ее творчестве.
Василий Викторович Федоров :
– Ритмика Цветаевой нарушает классические стихотворные размеры. Ее ритм рождается, когда система себя изживает. Появляется неклассика: там акцентность, тонический стих, смешиваются размеры, дольник. Это игра с формами. Культурный бэкграунд задает фон – нужно вырваться из старых традиций. Цветаева ввела в моду тире. С точки зрения синтаксиса, это очень смелый знак, он задает жесткость. Ритм Цветаевой – это рваный ритм, внутренняя трагедия, внутренний конфликт. Она как бы постоянно кричит, отрывает от себя. Ее экспрессивность – экспрессивность крика, обращение. Поэтесса часто использует неполные предложения. Это особенность ее характера. Цветаева сама себя ощущала человеком эмоциональным, и это передает ее внутренний мир.
Режиссер спектакля, Владимир Филонов, произвел интересный ход на сцене: Цветаеву играют сразу две актрисы. Одна здесь и сейчас проживают свою трагедию. А есть вторая Цветаева. Та самая «Марина Великая». Девушка в черном платье в пол с «кудрями беспутными». Это рвущаяся наружу душа поэтессы. Показательно, что «темная» Цветаева осталась на сцене и после смерти Марины. Хорошая аллюзия на бессмертность искусства.
Напряжение не отпускало ни на секунду, пока я находилась в зале. Сначала к тебе обращаются «С требованием веры и с просьбой о любви», а потом, пока еще не успеваешь опомниться, уже истеричный крик: «О возмущенье, что в могиле мы все равны!» Одна эмоция за миллисекунды пролетает, успевая захватить полностью. А за ней – вторая, третья, четвертая… Дальше счет я потеряла. Душа Цветаевой захватывает полностью. Это уже не просто буря. Это смерч.
Дрожь сменяется холодом, холод – жаром, жар – тревогой. Пока не успеваешь уследить за своими ощущениями, начинается: «Мне нравится, что Вы больны не мной…» Вдруг становится легко. «Отпустило», – подумала я. И снова атмосфера вернулась в начальную точку. Тепло. Легко. Свободно. Воспоминания из детства, когда под «Мне нравится» в исполнении Аллы Пугачевой готовишь с бабушкой оливье на новогодний стол. Включается свет. Антракт.
В зале становится шумно. Мне тесно. Хочется выйти на воздух. Запинаясь за ступеньки, спускаюсь по лестнице. Еле дошла до столика в буфете. Рухнула на стул. Вместо того, чтобы подумать о своих эмоциях, в голове вопрос: «Почему на цветаевские стихи положено столько песен?». Была бы Земфира, если не было бы Цветаевой? А Пугачева? Что с ее творчеством?
«Песня связана с мелодией, с музыкальным темпом и ритмом. И ее экспрессивный, рваный стиль подходит в традиции нашей современности. Не случайно в фильмах Эльдара Рязанова использовались стихотворения Цветаевой наряду с романсами. Это совпадение музыкального и речевого. И сама ее экспрессивность интересна. Авторы хотят создать тайну, метафору, а цветаевская лирика как раз наполнена недоговоренностью», – отвечает Василий Викторович Федоров.
Первый звонок. Не успев еще отдышаться, я поднимаюсь в зал. Холодно. Тело начинает леденеть. Сначала пальцы рук и ног, потом медленно переходит в локти и колени. Мурашки. Уже трясутся зубы. Свет погас. Второе действие. Комок уже подступил к горлу. Чувствуется начало новой трагедии в жизни поэтессы. «Тоска по родине! Давно. Разоблаченная морока! Мне совершенно все равно – где совершенно одинокой», – открывается история об эмиграции Цветаевой.
«Темная» Цветаева хорошо показывает всю боль об утрате дома. Для Марины Ивановны – это внутренний конфликт. Уехать или остаться? Бросить любимую Москву или быть тут до последнего вздоха? Со сцены звучит «У меня в Москве – купола горят!..» Смешанные чувства. Смятение, точь-в-точь такое, как весь февраль 2022-ого. Снова сложно усидеть на одном месте.
В зале опять душно. Весь воздух остался заперт на лестничных пролетах. Актрисы держат эмоциональное напряжение. Хочу хоть как-то успокоить тревогу и отдышаться. Начинаю вслушиваться в посторонние шумы. Отключаюсь от действия. Не слышу ничего. «Иногда разговоры соседей по ряду становятся интереснее спектакля. Это не тот случай», – промелькнуло в мыслях. В зале пугающая тишина. Только где-то вдалеке едва уловимый шорох чьих-то ботинок и кашель женщины с заднего ряда. Все вокруг остановилось. Зрители в моменте. «Надеюсь, не только мне сложно дышать от происходящего. Надеюсь. Надеюсь…», – подумала я и вновь включилась в спектакль.
Постановка близилась к концу. Главенствующую роль на сцене заняла «темная» Цветаева. Мне стало еще хуже. Начали тихо капать слезы. Я чувствовала приближение смерти. Смерти поэтессы, с которой мы не были знакомы. Мы – люди разных эпох. Почему-то чувство боли не оставляло меня. Казалось, что нахожусь на смертном одре рядом с самым близким человеком. Марина Ивановна в «Реквиеме» призывала любить ее за то, что она умрет, к этому призывала и актриса на сцене. Началась кульминация. Тут я уже перестала улавливать стихотворения, звучащие в спектакле. Тревога поглотила.
Слезы начали капать все быстрее. В голове мелькали мысли. Одна за другой. Счет пошел на десятки. Пытаясь успокоиться, я схватилась за подлокотник. Помогло. Неожиданно для меня стало абсолютно спокойно. Я уже могла смотреть на сцену. Там звучало одно из моих любимых стихотворений: «Моим стихам, написанным так рано…» Марины уже не было. Осталась только Цветаева. «Марина Великая», если хотите. Только экспрессивная, взрывная душа, будто избавленная от тяжелого груза внешней оболочки. Зажегся свет. Зал встал, растворившись в аплодисментах. Началась суета, но это было спокойнее действия спектакля.
Все вышли. Начали расходиться по домам. Кто-то спешил на трамвай, который уже отъезжал от площади Революции. Кто-то пошел пешком вниз в сторону Кировки. А кто-то не спеша, с надеждой, оправился ждать маршрутку, которая обычно не ходит так поздно. Я остановилась в сквере около «Манекена». Подняла голову, закрыла глаза, немного опухшие от слез. Было невероятно спокойно. Я медленно пошла в сторону остановки. Дышалось свободно. Апрельский, уже теплый воздух, согревал меня изнутри. «Какой хороший день», – подумала я и села в прибывший трамвай.
***
Спектакль получился сложным и тяжелым, но от того прекрасным. Надо быть подготовленным к нему как морально, так и со стороны биографии Цветаевой, если вы хотите проникнуться историей. Но любому зрителю найдется место в зале. Это постановка, где нет особого сюжета. Много поэзии, лирических отступлений. С какой-то стороны – это поэтический вечер в память о Марине Ивановне, который точно стоит посетить, хотя бы ради эмоций, способных захлестнуть с головой.
Цветаева другая. Она не похожа на остальных. Она сильно отличается от той же Ахматовой. Творчество «Марины Великой» похоже на нее саму – оно порывистое, стихийное, кричащее. Цветаева – айсберг в океане Серебряного века, на который страшно наколоться. Но за это и стоит любить ее.
Полина Агеева
